– Эмили. – Он наклонился к ней на ходу, чтобы она взглянула на него. – Анна и я очень любим тебя. Я знаю, что это не уменьшит твоей боли, но это правда, милая.

Девочка слабо улыбнулась ему.

Они уже почти пересекли лужайку и приближались к дому, когда Люку пришла в голову одна мысль. Он замедлил шаг и снова склонился к ней.

– Эмили, – сказал он, когда она подняла на него глаза, – ты знаешь полковника Ломакса?

Она непонимающе смотрела на него.

– Наш новый сосед, – пояснил он, – который живет в Уичерли.

Люк увидел, как в ее глазах появилось понимание. И что-то еще. Определенно что-то еще.

– Ты знаешь его? – спросил он. – Ты видела его до того, как он появился здесь?

Она кивнула. Ее глаза пытались сказать ему что-то, но он не понимал что.

– Где? – спросил он.

Она сделала неопределенный жест и пожала плечами.

– Дома? – спросил он. – В Эльм-Корте?

Эмили усиленно закивала.

– Но тогда его звали не Ломакс? – сказал он.

Она покачала головой. Разумеется, Люк знал это и раньше. Но он почувствовал легкий укол в сердце, когда его подозрения окончательно подтвердились.

– Он тебе нравился? – спросил он.

Она снова покачала головой, и в ее глазах он прочел, что чувства ее были скорее прямо противоположными. Но почему? И нравился ли он Анне? Он не мог спросить об этом Эмили. Это было бы нечестно. Хотя он не был уверен, что в данном случае можно говорить о честности.

Он сжал ее руку.

– Спасибо, – сказал он. – Я сам узнаю правду, милая. Ты думаешь, мне следует это сделать?

Она кивнула, и в ее глазах стояли слезы. Он еще раз сжал ее руку и повел к дому. Да. Он узнает все сам. Пора. И у него появилось чувство, что будущее его семейной жизни зависело от того, узнает ли он правду.

Жизни, которая постепенно – так постепенно, что он даже не заметил, как это произошло, – стала ему дорога.

Если бы только можно было вернуть прошлое, думала Генриетта, направляясь по пустынной дороге к Баденскому аббатству. Вернуть прошлое и распорядиться жизнью по-другому.

Если бы только она тогда предпочла Люка – скучного, немодного, начитавшегося книг Люка и мечтавшего лишь о церковной карьере. В таком случае сейчас она была бы женой епископа. Или даже настоящей герцогиней Гарндонской. Хотя Джордж мог бы остаться жив, если бы... Он был бы женат на другой и имел сыновей.

Она возвращалась из Уичерли, где ее отблагодарили за новости о предполагаемом отъезде Люка. Отблагодарили так же, как и раньше. Это становилось все более оскорбительным. Ни разу в постели, как ей когда-то было обещано. Сегодня это произошло прямо в стойле, в конюшне. Дверь была прикрыта, но не заперта, и она ясно слышала голоса конюхов по другую сторону деревянной перегородки. Но он лишь смеялся над ее протестами. И все же – она уже не могла жить без этого. Если бы он только увез Анну с собой – о том, чтобы он взял ее самое, она уже и не мечтала, – она снова бы стала свободной. Она смогла бы вернуть свою гордость. И снова править Баденом. И Люком. Она никогда не спала с ним. Но если половина из тех парижских историй о нем была правдой... И у Анны иногда по утрам бывал такой взгляд... Генриетта стиснула зубы. В холле ее встретил Коутс и доложил, что его светлость хотел бы поговорить с ней.

Генриетта в удивлении подняла брови, но последовала за лакеем через холл к кабинету. Он постучал, открыл дверь перед ней, и она вошла.

Люк сидел за письменным столом. Он поднялся, увидев ее, но не двинулся навстречу, а указал ей на кресло по другую сторону стола.

– Генриетта, – произнес он, – прошу тебя, садись.

Она улыбнулась ему, когда они оба уселись. Он внимательно, молча вглядывался в нее.

«Как он изменился», – подумала она.

Он стал еще красивее. Еще увереннее. И еще привлекательнее...

– Что случилось? – Она подалась вперед, опершись тонкой рукой о край стола. – Неужели Анна?..

– Генриетта, – сказал он, – пришла пора позаботиться о новом месте твоего проживания. Навсегда.

Она посмотрела на него непонимающим взглядом. Неужели рушились даже остатки ее мира? Но может, она не так поняла... Ее взгляд смягчился и стал печальным.

– Бедный Люк, – сказала она. – Ты тоже это чувствуешь. Постоянное напряжение. Постоянный соблазн. Ты, как и я, не можешь этого более выносить?

– Ты уже сделала все, что было в твоих силах, чтобы разрушить мою семейную жизнь. С меня хватит. Мой брак мне очень дорог.

Ее губы сжались, а в глазах сверкнул огонь.

– Что тебе сказала Анна? – спросила она. – Что за ложь наговорила она тебе обо мне? Она всего лишь шлюха, Люк, а ты...

– Замолчи! – Люк произнес это слово негромко, но так холодно, что она немедленно послушалась и посмотрела на него.

– Я уезжаю из Бадена на неделю или около того, – сказал Люк. – Как я и объявил за завтраком. Я уезжаю завтра. К моему возвращению ты должна быть готова к отъезду. Я отправлю тебя в Гарндон, пока не смогу устроить что-нибудь более постоянное. Ты должна решить, хочешь ли ты жить в городе или предпочтешь дом где-нибудь в провинции. Где-нибудь подальше от Бадена. В этом я последую твоим желаниям.

Только в этот момент Генриетта осознала, что теряет все, и поняла, как глупа она была. К ее глазам подступили слезы.

– Люк, – прошептала она, – неужели это то, что осталось от нашей любви?

– Когда-то я любил тебя, – ответил он. – Но я сомневаюсь, что тебе знакомо значение этого слова, Генриетта. Честно говоря, я не расположен обсуждать с тобой это. Ты слишком долго разрушала мою жизнь. Ты моя невестка, вдова моего брата Джорджа, и в этом качестве ты имеешь право жить в роскоши до конца своих дней и право иметь наследство. Но, уехав отсюда, ты никогда больше не сможешь вернуться. Ни при каких обстоятельствах. По крайней мере, пока я жив.

Генриетта поднялась, с издевкой глядя на него.

– Ты всегда был слабаком, – зло сказала она. – Хотел быть священником, потом сбежал во Францию и боялся вернуться, женился на шлюхе, к которой ничего не испытывал, только для того, чтобы спрятаться за ее юбкой, когда ты вернешься ко мне. И теперь ты боишься признаться, что я все еще волную тебя. Ты всегда был слаб. Я рада, что выбрала Джорджа, а не тебя. Конечно, если бы я этого не сделала, он, возможно, был бы сейчас жив, а я сидела бы каждое воскресенье где-нибудь на церковной скамье, с притворным восхищением слушая твою проповедь.

Люк достал из кармана табакерку и ногтем большого пальца поддел крышку.

– Вы свободны, мадам, – сказал он, холодно глядя ей в глаза.

Слишком поздно! Ах, что она наделал своей вспышкой гнева. Она потеряла его навсегда, потеряла навсегда Баден. Но и он тоже не получит того, чего хочет. Генриетта едва могла терпеть в ожидании, когда же это случится. Сжав зубы, она резко повернулась и пошла к двери с высоко вскинутой головой. Потом она оглянулась и посмотрела на него.

– Он не желал лечь со мной в постель после того, как сын родился мертвым, – прошипела она. – Как я могла не возненавидеть его? Джордж отказывал мне в моих правах. Все что угодно, только не риск того, что я снова могу забеременеть. Он не хотел иметь от меня детей. Герцогство должно было быть сохранено для Люка. Вечно его драгоценный Люк. И в итоге он таки передал его тебе – на кончике ножа. Ты знал об этом? Ты знал, что твой брат, мой муж, покончил с собой, чтобы ему наследовал не мой сын, а его бесценный Люк?

Люк взял щепотку табаку и стоял так, пока Генриетта не вышла. Теперь он все понял до конца. Многие годы он считал себя жестоко преданным. А на самом деле все эти годы его горячо любили.

Да, Анна была права. Джордж не хотел бы видеть его страданий от мук совести. Джордж любил его и сделал все что мог, дабы искупить свою вину, в конце концов он – как глупо! – даже отдал свою жизнь за это.

Большей любви никому не дано испытать.

Она не хотела, чтобы Люк уезжал. Даже на неделю. В неделе семь дней. Семь бесконечно долгих дней. Многое может случиться за семь дней. Вскоре он узнает об отъезде Люка и использует преимущества его отсутствия. До этих пор ему было достаточно быть рядом с ней, куда бы они ни выезжали.